«Когда мы с Фетисовым уезжали из СССР в Америку, нам боялись звонить». Один из первых советских хоккеистов в НХЛ

Интервью двукратного олимпийского чемпиона Сергея Старикова

Сергей Стариков
Родился 4 декабря 1958 года в Челябинске.
Защитник, воспитанник челябинского хоккея. Задрафтован в 1989 году «Нью-Джерси» под 152 номером.
До отъезда в Северную Америку выступал за «Трактор» (1976-1979) и ЦСКА (1979-1989).
В НХЛ играл за «Нью-Джерси» (1989-1990), также в Северной Америке выступал за «Ютику» (1989-1991, АХЛ) и «Сан-Диего» (1991-1993, ИХЛ).
Двукратный олимпийский чемпион (1984, 1988). Серебряный призер Олимпиады (1980). Трехкратный чемпион мира (1979, 1983, 1986). Серебряный (1987) и бронзовый (1985) призер чемпионатов мира.
Избран в Зал славы отечественного хоккея в 2014 году.
Работал помощником главного тренера в «Сибири» (2008-2009), московском «Динамо» (2009-2010), «Барысе» (2010-2012).

Судьба известного в прошлом защитника ЦСКА и сборной СССР Сергея Старикова уникальна. Ему неоднократно приходилось вставать с колен и начинать все с начала не только в профессиональной карьере, но и в жизни. На пару с Вячеславом Фетисовым он был одним из первых в стране, кто уехал играть в НХЛ.

В «Нью-Джерси» у защитника ничего не получилось, а через несколько лет двукратный олимпийский чемпион вынужден был работать грузчиком и продавцом, чтобы оплачивать счета. Даже такой вызов судьбы не сломал Старикова и лишь закалил его характер. Сейчас у бывшего игрока все отлично. Сергей Викторович работает в США тренером и уже много лет больше не расстается с хоккеем. Об этом и многом другом он рассказал в интервью корреспонденту «СЭ».

— Сейчас работаю тренером в детском клубе, — начал свой рассказ Стариков. — Занимаюсь с ребятами разных возрастов. Начиная с семи лет и до старшеклассников. Команд много. Раньше у меня была собственная школа, но ее уже не существует. Когда в 2008 году Андрей Хомутов позвал меня поработать в КХЛ, то пришлось отдать ее партнеру. Школе тогда было четыре года. Мы набрали 16 команд, и все шло отлично.

К сожалению, в декабре нас с Андреем из «Сибири» уволили. Когда я вернулся в США, то школа уже почти загнулась. Коллега в одиночку не справился. А затем мне поступило предложение от московского «Динамо». Так что было не до собственного бизнеса.

— Ваша программа подготовки молодых игроков базируется на основе советской системы?

— Поначалу было именно так. Но со временем я начал наблюдать за другими тренерами. Что-то перенял у них. Это естественный процесс. Виктор Тихонов тоже всегда так считал. Сейчас хоккей не стоит на месте, а развивается большими темпами. Молодые тренеры привносят в эту игру много свежих идей. Их нельзя игнорировать.

Да и с детьми уже совсем по-другому работают. Поначалу я был жестким наставником. Если что не так, то сразу начинал гонять ребят по площадке. Десять кругов и так далее. Родители, как увидели однажды, то в шоке были. Но со временем я научился искать индивидуальный подход к каждому. Всегда нужно уметь общаться с игроками любого возраста.

Сергей Стариков.

— В одном из интервью вы говорили, что иногда к вам приезжают ребята из России. Из Челябинска был мальчик — Женя Кузнецов…

— Именно так. Сразу было видно, что он — умный пацан. И катался хорошо, и шайбу держал. Но не могу сказать, что сильно выделялся и был с задатками будущей звезды НХЛ. Кстати, мы его даже на турнир местный брали. С виду худенький, невзрачный парнишка. Без особых скоростных данных. А Женя взял и сделал нам игру. Но главное, что он был трудолюбивым. Всегда хотел на лед и просил чему-то научить. Уже в своем юном возрасте не давал спуску американским ребятам. «Чего стоишь? Езжай туда, я тебе пас дам», — кричал через всю площадку.

— Про Кузнецова вы говорили следующее: «Стоит отвернуться — он уже расслабился. А в игре — сильнейший». У него остались проблемы с дисциплиной?

— Не думаю. Хотя рутину он не очень любил. Например, кататься взад-вперед. Но это мало кому по душе. Сейчас мы делаем занятия динамичными. У нас большинство упражнений с шайбой, передачами и бросками. Стараемся максимально моделировать различные игровые ситуации.

— С кем проще работать?

— Наши ребята до сих пор лучше владеют клюшкой, чем большинство американцев. А вот с катанием не очень хорошо. И с тактической сноровкой тоже. Не всегда парни знают, как правильно сыграть в обороне. Не учат их этому с детства. А в остальном россияне очень сильные. Отмечу, что с возрастом становится тяжелее учить молодых ребят. Это я уже как тренер могу сказать.

— Вы успели поработать и на профессиональном уровне в КХЛ. Как оцените тот опыт? Почему не продолжили?

— Любому тренерскому штабу необходимо немного времени, чтобы привести команду в порядок и понять, что ей нужно. Нас никто не хотел ждать. Все требуют результат сразу. Так не бывает. Да и цели на сезон как-то неправильно озвучивались. В одной команде говорят, что Кубок Гагарина сразу нужно брать, а в другой — пройти первый раунд плей-офф. А дальше что? Не играть, что ли? Странная формулировка.

Давление ощущалось колоссальное. Только в московском «Динамо» в наши дела особо не лезли. А вот в «Сибири» было тяжело. В раздевалке постоянно находились посторонние люди. Губернатор часто советы какие-то давал. Например, как нужно воспитывать игроков. В «Барысе» тоже полный контроль был. Не совсем здоровая рабочая атмосфера.

— Сплошной негатив?

— Детский и профессиональный хоккей — две разные вещи. Но мне этот опыт пошел на пользу. Я обязан был попробовать. Не простил бы себе упустить такую возможность. Возвращение в КХЛ? Не знаю. Остался неприятный осадок. Трижды уже был все-таки. Каждый раз едешь и не знаешь насколько.

Увольнение из «Сибири» для меня вообще стало сюрпризом. За что — так и не понял. Четыре матча проиграли, в пятом победили сильную команду. Руководство сказало, что случайно. Значит, уже заранее все решили насчет нас с Андреем и молчали. В Америке если предложат работу в юниорских лигах, то, наверное, соглашусь.

— Вы хорошие друзья с Хомутовым и в КХЛ работали только вместе. Это было обязательное условие?

— Андрей мне всегда предлагал быть его помощником. Он не хотел брать себе ассистента с улицы, который будет действовать за спиной и со временем может подсидеть на должности. Мы доверяем друг другу. С Андреем мы общались хорошо еще со времен ЦСКА. Даже в отпуск иногда ездили с семьями.

— Вы родились и выросли в Челябинске. Когда в последний раз были в родном городе?

— В 2011 году, когда тренировал «Барыс». Вообще не узнал. Только стадион «Юность», где играли. Столько всего настроили вокруг. Ребята-скауты очень хвалят Челябинск. Отмечают гостеприимство жителей. Но большинство моих друзей и родственников почему-то уехали оттуда. У каждого свои причины.

— Почему в Челябинске столько хоккейных талантов?

— Исторически так сложилось. Скоро исполнится 75 лет хоккею в регионе. Мой отец был пионером этого спорта в городе. В Челябинске каждый мужик тебе расскажет, как правильно играть. В этом плане атмосфера неповторимая. К хоккею у нас относились очень серьезно. Талантов было много. И тренеров-энтузиастов тоже. Братья Перегудовы, Петр Дубровин. Они со всеми нами работали. Да и с другими поколениями тоже. Сергей Гончар, Евгений Кузнецов проходили через них. Можно долго перечислять.

— В последние годы в Челябинске все меньше новых хоккейных звезд. Почему?

— Возможно, вопрос сугубо демографический. Не думаю, что хоккейная школа в городе изжила себя. Зачастую этот процесс происходит волнообразно. Пару лет спокойно, а потом на горизонте появляется куча талантов. Я тоже думал, что после того, как СССР развалился, классных игроков больше не будет. А сын мой не соглашался: «Куда они денутся? У молодежи есть отличные примеры перед глазами. Все пацаны захотят повторить и превзойти ваши достижения». Да и чем в Челябинске, кроме хоккея, заниматься? В свое время папа говорил, что у меня два пути — либо хоккей, либо завод. Сейчас, конечно, все не так ограниченно, но все же.

— Ваш отец работал тренером в спортклубе «Восход» и сам был хоккеистом. Какую роль он сыграл в вашем становлении?

— Определяющую. Он мне очень помог в понимании игры. Анализировал действия различных хоккеистов и рассказывал все в деталях. Я тогда все по-другому представлял себе. Думал: сейчас как выйду на лед, всех закручу, заверчу. А хоккей оказался целой философией.

Но отец учил меня играть проще и на команду. Говорил, придет время — сыграешь сложнее. Всю эту информацию и знания я собирал по крупицам. Некоторые молодые игроки до сих пор не могут понять, что не все приходит сразу.

— Тренер Петр Дубровин рассказывал о том, как вы еще подростком перед тренировкой плотно наелись пельменей и потеряли сознание. Помните этот случай?

— Было дело. Только не из-за пельменей. Ну, чем мы тогда завтракали? Тем, что осталось с вечера. Я тогда картошки жареной навернул с утра, чаем запил и пошел на занятие по физической подготовке. Еда перевариться не успела, и мне стало плохо. Вырвало, сознание потерял. Петр Васильевич испугался и спросил: «Ты, что пельменей объелся?» К счастью, все обошлось. Только выговор получил. Водички попил и продолжил заниматься.

Со мной такое не раз случалось. Уже в Америке, когда в Сан-Диего играл, потерял сознание на велосипеде. До этого переболел воспалением легких и рано дал серьезную нагрузку. Нужно быть аккуратным в этом плане и слушать свой организм.

— Ваш игровой свитер висит под сводами арен «Трактора» и ЦСКА.

— Для меня это много значит. До сих пор помню церемонию в Москве. Мы тогда приехали с «Сибирью» играть против армейцев. Андрей Хомутов мне ничего не говорил, хотя знал о том, что готовится. Было очень приятно. После торжественной части прихожу на скамейку, а игроки «Сибири» смотрят на меня и говорят: «А мы не знали, что вы такой знаменитый». Я посмеялся. Теперь знают.

Сергей Стариков. Фото Сергей Колганов

— В ЦСКА вы отыграли десять лет.

— Я всю жизнь мечтал выступать в этом клубе. Мой отец страстно болел за ЦСКА. Анатолий Тарасов для него был отцом хоккея. Да и вообще все тренеры его обожали. Помню, как он приезжал в Челябинск с семинаром. Но сначала отец меня не отпускал в ЦСКА. Когда Сергей Макаров туда отправился, меня тоже звали. А папа говорил: «Куда ты собрался? Там восемь защитников, и семь из них играют в сборной. Кого ты хочешь вытеснить там?» В итоге меня еще на год уговорили остаться в «Тракторе», хотя я немного расстроился.

Тихонов был олицетворением режима

— С Виктором Тихоновым у вас наладились отношения только после завершения вашей карьеры. Спустя годы как смотрите на все недопонимания с ним?

— Для него хоккей был всей жизнью. Чьи-то проблемы его не волновали. Тяжело было в этом плане. Бытовые вещи он вообще не понимал. В большинстве случаев именно на этой почве возникали конфликты. У меня сын попал в больницу, а он мне говорит: «Чем ты ему поможешь? Ты разве врач?»

В такие моменты хочется получить хоть какую-то моральную поддержку. А ему очки были гораздо важнее всего вокруг. Даже в матчах, которые ничего не значили для нас в турнирном плане, Тихонов находил выход. Наигрывал схемы для сборной и гонял нас по полной.

— То знаменитое интервью «Огоньку» Игоря Ларионова стало переломным?

— Конечно. Всегда после таких встрясок люди начинают усерднее работать и по-другому мыслить. Так что письмо однозначно пошло на пользу. К тому времени многие уже потихоньку начинали задумываться, что можно ведь играть в хоккей не только в СССР. До этого даже мыслей таких не возникало.

А мне было интересно, когда приезжали на турниры в Северную Америку, смогу я прижиться в их чемпионате или нет. Не всегда было понятно, насколько сильны их хоккеисты. В матчах Кубка мира они играли с полной самоотдачей, а вот встречи между СССР и НХЛ на клубном уровне были немного другими.

— Затем откровения в прессу посыпались от Вячеслава Фетисова и даже от вашей жены Ирины. Это была игра против Викторова Тихонова или против режима?

— Против режима. Но Тихонов был его олицетворением.

— Во время вашего чествования в ЦСКА в 2008 году он стоял рядом с вами и поздравлял…

— Мы помирились еще в середине 90-х. Он сам предложил забыть все невзгоды. Сказал, что друзьями не будем, но врагами тоже не стоит оставаться. Этот разговор был необходим. Моральное напряжение сразу спало.

— Его тренировки запомнились на всю жизнь?

— Занятия у Тихонова были не самые жесткие, как многие думают. Он понимал, что не стоит нас убивать. Тот же Владимир Крикунов более суровый тренер в плане физической подготовки. Он до сих пор верен своим взглядам. Вот я в ЦСКА обожал Юрия Моисеева. У него все упражнения выполнялись на полной скорости. Ему не нужно было, чтобы мы полтора часа катались. Если делали все правильно и с полной самоотдачей, то через 45 минут нас отпускали.

— Вам было страшно, когда в 1989-м вы с Вячеславом Фетисовым уезжали в НХЛ?

— Да. Отправились будто в неизвестность. К счастью, мы летали в Нью-Джерси до этого, чтобы познакомиться с организацией. У нас даже была пресс-конференция после подписания контрактов. Когда уже прибыли во второй раз, то ощущения были немного другими. Спокойнее стало на душе. И семья рядом была.

— Угроз в ваш адрес не было, когда уезжали?

— Нет. Лишь обиженное молчание. Некоторые люди даже нам боялись набирать. Если телефон звонил, то я знал, что это Слава Фетисов и никто больше.

Сергей Стариков (справа) и Вячеслав Фетисов (слева).

— К североамериканскому хоккею было трудно привыкнуть?

— Очень. Я даже не думал, что может быть такое недопонимание между игроками. Мы старались контролировать шайбу, оттягивать на себя соперника, ждали, когда кто-то из партнеров откроется. А они просто смотрели по сторонам с открытым ртом и не понимали, чего мы от них хотим. Как будто оказались в десятой команде чемпионата СССР.

Некоторые хоккеисты вообще в пас не играли. Шайбой по стеклу как зарядят, и беги за ней. Думаю, именно по этой причине Скотти Боумэну пришла идея собрать в «Детройте» русскую пятерку. Потому что между нашими игроками было невероятное взаимопонимание. Соперникам было тяжело подстроиться под этот стиль.

— Почему вам не удалось закрепиться в основе «Девилз»?

— Чуть ли не в первом матче я получил удар со спины и почувствовал хруст в позвоночнике. Меня просто заклинило. Не мог даже повернуться. Четыре года я играл в Северной Америке, и на протяжении всего этого времени травма периодически напоминала о себе. Затем каждый год у меня было воспаление легких. В одном из сезонов даже два раза. Разговаривал с врачами, и они не исключали, что последствия той травмы дали о себе знать. Я бы сказал, что везения в плане здоровья мне не хватило.

— Если бы не приезд Алексея Касатонова — шансов остаться в «Нью-Джерси» было бы больше?

— Не исключаю. Он прилетел в декабре. То есть по ходу сезона. А меня к тому времени уже отправили в фарм. Если бы я постоянно играл, то у клуба хотя бы была возможность обменять меня. Что вышло, то вышло.

Фетисов всегда хотел быть у всех на виду

— У Фетисова были натянутые отношения с Касатоновым. Вячеслав и на вас обиделся, когда узнал, что вы общаетесь с Алексеем. Что между ними произошло?

— До сих пор не знаю деталей. Может, какие-то идейные разногласия. Сложно сказать. Касик прилетел в Америку и сразу мне позвонил. Попросил помощи в плане бытовых моментов. Я прекрасно понимал, что если встречусь с ним, то Слава со мной уже разговаривать не будет. Предупредил Лешу, но он не придал серьезного значения этому. Подумал, что ничего не случится. После этого наше общение с Фетисовым ожидаемо охладело.

— Вас удивило, что Вячеслав Фетисов пошел по политическому пути?

— Нет. Он всегда был амбициозным человеком. Хотел быть первым во всем и находиться у всех на виду. В итоге добился своего. В «Нью-Джерси» он оставил след не только как игрок, но и как тренер. Я тогда ходил на какой-то матч «Девилз», и мы пересеклись. Немного поговорили. Рассказывал мне, что очень много работы. Гораздо больше, чем в бытность игрока. По его словам, все пахали с утра до вечера. Общаюсь ли с ним сейчас? Нет. Из бывших партнеров по сборной — практически ни с кем.

— Сейчас молодежь уезжает в Северную Америку в 18 лет. Вы — в 31. Это в разы тяжелее?

— Если бы приехал в НХЛ в 20-25 лет, то, уверен, эмоций и сил у меня было бы гораздо больше. В те времена в моем возрасте уже было принято потихоньку думать о завершении карьеры. Искать варианты, чем заниматься дальше. Это сейчас многие играют до сорока.

У меня в этом плане запредельной мотивации не было. Чувствовал, что уже немного наелся хоккея за свою жизнь. Я когда закончил карьеру, то два года ко льду вообще не подходил. Настолько хотелось отдохнуть от всего этого. Хотя даже из Магнитогорска ребята звонили. Мол, давай еще поиграешь. Отказался, не раздумывая.

— Вы приехали в Штаты с семьей. Вас встречали, была приготовлена квартира, машина снята, права сделаны за неделю …

— Так было у всех. Это прописано договором. Ты мог снять жилье до трех тысяч долларов, и пока твой контракт действовал, клуб это оплачивал. У кого не получалось заиграть, сразу быстро съезжали, чтобы не тратиться на квартиру. А мне то куда было деваться? Пришлось со временем все самому делать.

— Ваш приезд в НХЛ стал знаменательным событием. Журнал Sports Illustrated даже посвятил вам с Фетисовым обложку.

— Нас привезли на студию в Нью-Йорке. Часа четыре мучили. Фотографировали со всех ракурсов. Мы только потом узнали, что это за журнал. В то время даже названия такого не слышали. Вскоре этот выпуск лежал на всех прилавках. Я каждый раз в шоке был, когда видел себя на обложке. Непривычно. Несколько копий до сих пор храню на память. Кстати, во Флориде есть компания, которая занимается восстановлением старых журналов. Так вот на школу, где я работал, как-то заказали штук 20 номеров, и я на каждом расписывался.

Сергей Стариков и Вячеслав Фетисов на обложке Sports Illustrated.

— Как на советских хоккеистов тогда смотрели американцы? Вас не обвиняли в том, что вы забираете их работу?

— Разумеется, такое происходило. Некоторые прямо в лицо говорили и не стеснялись. Как такие конфликты решались внутри коллектива? Да никак. Сами по себе. Они обижались, но что мы могли поделать? Тем более приезжали в лигу не только русские, но и шведы, чехи и многие другие. Обычная практика. После нас еще больше народа привалило. Играть нужно лучше, а не жаловаться на жизнь.

— Знаменитый менеджер Брайан Бурк заявил, что Владимир Крутов был «колхозником» и высосал из «Ванкувера» кучу денег. Откуда такое отношение?

— В первый раз слышу. Удивлен. О таких, как Крутов, говорят — рубаха-парень. Со всеми общался, никого никогда не обижал. Может, ему не понравился североамериканский хоккей. Сперва мы вообще не понимали, как в него играть. Так что не Вовка был колхозником, а хоккей здесь таким. У Крутова просто не пошло.

Возможно, были проблемы и с бытовой адаптацией. В СССР за нами всегда следили. Не ешь то, не пей это. Не дай бог, пива выпьешь. А в Северной Америке с этим намного проще. Главное — будь готов играть. Возможно, вся эта свобода немного мешала сосредоточиться.

— Чем тогда удивила Америка? Тяжело было в плане быта?

— Мы даже почтовым ящиком не умели пользоваться. Однажды пришел почтальон и спрашивает нас, почему мы так долго не забираем почту. Спустились вниз, а ящик буквально разрывается. Там и квитанции различные. Как их оплачивать, что делать, как пользоваться чековой книжкой — ничего не знали. Хотел машину купить со временем в рассрочку, а мне отказали. Кредитной истории нет. Понятия не имел, что это такое. Я говорю, у меня только контракт с командой есть, и все. Много комичных ситуаций было.

— А языковой барьер?

— Английский потихоньку выучил. Моя жена окончила университет иностранных языков в Москве, помогала мне. Хотя она тоже столкнулась с проблемами в плане общения и не сразу понимала американцев. Одно дело — учить язык в аудитории, а другое — применять его на практике в чужой стране. Но жена быстро адаптировалась. Мне намного труднее было. Нам со Славой Фетисовым клуб выделил учителя. Она русский вообще не понимала. В итоге нам это даже помогло. Быстрее схватывали информацию и получали ценную практику.

— Ваша карьера в Северной Америке была недолгой. После НХЛ сыграли в АХЛ и ИХЛ. Вскоре вам пришлось браться за любую работу, чтобы прокормить себя. Сложно представить себе олимпийского чемпиона грузчиком…

— Меня этот опыт закалил. В жизни все бывает. Отец учил, что никогда не стоит вешать нос. А сложных моментов действительно хватало. Из сборной Тихонов исключал, из ЦСКА тоже после письма жены. В эти моменты я сразу замечал, как у меня становилось меньше друзей. Когда ты на коне — все вокруг тебя. Пришла черная полоса — уже никому не нужен. В таких ситуациях делаешь выводы насчет своего окружения.

— Не жалеете, что не вернулись в Россию?

— Нет. Семья уже здесь к тому времени обосновалась. Дети никуда не хотели уезжать. После завершения карьеры я поработал в «Русских пингвинах». Вроде бы все хорошо, но полноценно уехать из США было уже непросто.

— Вы неоднократно говорили, что вас тянет на родину. Со временем эти чувства притупились?

— Мне уже особо и не к кому ехать. Родители умерли, а сестра играет в оркестре на виолончели и сейчас живет в Южно-Сахалинске.

— Ранее из-за бывшего членства в компартии вы не смогли получить американское гражданство. Сейчас этот вопрос решен?

— Моим детям моментально дали паспорта, а наши с женой заявления отправили на рассмотрение в ЦРУ. К счастью, в 2008 году этот вопрос решился. Меня спрашивали, был ли я в партии. Я же не скажу, что нет, потому что врать нельзя. Адвокат помог решить эту ситуацию в нашу сторону.

— Чем занимаются ваши дети? Почему сын не пошел в хоккей?

— В старшей школе он пробовал, но до серьезного уровня дело не дошло. В американский футбол тоже любил играть. Он всегда был спортивным парнем, но профессиональным спортсменом не стал. Ему уже 40 лет. Дочь окончила университет, сейчас работает. Родила мне внука три года назад. Вожусь часто с ним и получаю удовольствие.

— Вы дважды выиграли золото Олимпиады, но до этого было американское «чудо на льду».

— Сильно переживал, когда в 1980-м на Олимпиаде в Лейк-Плэсиде проиграли американцам. После того меня Тихонов и вывел из сборной. Я уже боялся, что больше никогда не вернусь в состав. К счастью, все сложилось хорошо. Пусть даже пришлось ждать три года. Я хорошо провел товарищеский турнир в составе второй команды, стал лучшим защитником и меня взяли на чемпионат мира. Там уже и закрепился. Владислав Третьяк поддерживал. Шутил, что без меня никуда не поедет.

— Отстранения Тихонова всегда были объективными?

— Сложно сказать. Но не стоит забывать, что на него тоже оказывалось сильное давление. И не только я в обороне играл. Нужно было разных защитников просмотреть. Конкуренция за место была высокой.

— Чувство досады из-за проигранной Олимпиады осталось?

— До сих пор обидно. Когда у меня здесь была своя школа, родители многих ребят регулярно настаивали на том, чтобы мы ездили на весенний турнир в Лейк-Плэсид. В итоге лет десять подряд туда катались и там мало что изменилось. Стадион вообще не тронули. Запах тот сразу узнал. Раздевалки такими же ужасными остались. И самое жестокое — практически во всех витринах крутят этот матч. Он меня будто преследует. Родители игроков сильно удивляются, когда узнают, что я участник той игры.

— Как американцы в целом относятся к этому «чуду на льду»?

— Так и относятся. Как к чуду. До сих пор сами понять не могут, как они это сделали. Столько лет прошло, а сборная США так и не смогла повторить тот олимпийский успех.

Другие большие интервью бывших российских энхаэловцев
«Мышцы руки атрофировались, от мениска ничего не осталось». Русский с тремя Кубками Стэнли — один из пятерых в истории //
«На сборах в НХЛ творилась жесть — драки за место в составе! Это был шок». Русский чемпион из великой «Тампы» с Хабибулиным //
«Я вернулся с того света». Отец братьев Буре перенес инсульт, месяц лежал в коме, но возвратился к жизни //
«В Лос-Анджелесе везде соблазны. Как-то отдыхали с Тимберлейком и Кэмерон Диаз». Уникальная карьера чемпиона мира — от НХЛ до корейского хоккея //
«Писали, что мне пытались взорвать машину. Но в 90-е меня никто не трогал». Интервью легенды российского и украинского хоккея

Источник