«Положили бомбу в 131-й ЗИЛ — вывезли за город и взорвали…» Невероятные истории про русский футбол 90-х
Обозреватель «СЭ» в авторской рубрике рассказывает, каким раньше был футбол в России.
Мне жаль ушедшего Виктора Антиховича — как жаль собственной юности. Жаль человека, который мог рассказать многое. Но ушел, не сказав толком ничего про тот футбол 90-х. В котором лично мне было проще. Хотя в том футболе могли и монтировкой по голове. Если что не так.
Корреспонденты время от времени дозванивались до него. Кто-то памятливый даже напрашивался на интервью — Виктор Петрович соглашался, кажется, без большого энтузиазма. О чем-то рассказывал, но о самом интересном молчал: «Не все тайны можно раскрывать, хе-хе».
Лично я откладывал и откладывал — предпочитая глядеть на Антиховича со стороны. Дожидаясь момента. Коллега Кружков, почти сосед Антиховича по юго-западу Москвы, обронил: «Какой-то он нелюдимый», — а я и поверил. Они-то, наверное, встречались в булочной. Кружкову виднее.
Все с возрастом оттаивают — наверняка разговорился бы и Виктор Петрович.
А стоило бы попробовать! Но кое-что сидело в памяти. Отношение Виктора Петровича к корреспондентам было своеобразным — работая когда-то в Самаре, порадовал умозаключением: «Всех самарских журналистов надо вешать на одной веревке». «На одной?» — участливо переспрашивали те самые самарские. «На одной!» — хмуро подтверждал Антихович.
Виктор Антихович. Фото Николай Титов
Мне жаль сегодня и Антиховича — сообщившего в последнем интервью, что ему вот 70, а дочке — три годика. Жаль и себя — за упущенный шанс. С кем-то ведь прокатывало — здорово общались с Арсеном Найденовым. Внезапно неплохо поговорили с Валерием Четвериком. Прорвались на базу «Ротора» к живущему отшельником Владимиру Горюнову. Просочились сквозь сложную систему условных стуков и паролей. Ах, какой это был разговор! Вот это ностальжи!
Один из самых могучих людей российского футбола 90-х походил на отставного штабс-капитана, встречающего старость в имении. Персонаж совсем тургеневский.
Угощал нас, московских гостей, самодельным квасом. Заглядывал в глаза:
— Что, колючий?
— Колючий… — кивали мы.
Водил по базе, помнящей… Ах, какие имена! Какие лица всплывали в памяти!
— Вот здесь кто только пьяным не валялся, — указал на холл второго этажа Горюнов. — Причем громкие фамилии. Самые громкие. А я в чувство приводил. У меня в сезоне-96 на поле выходили пятеро, вшитых от алкоголя. Пятеро!
— Боже, — ужаснулись мы. — Сами кодировали?
— А кто же? Я! Берешь за ухо — и туда его. Чемпионат заканчивается — тут же вырывали эту торпеду. На втором этаже базы пили, пока лужу под себя не напустят.
Я смотрел на Горюнова и думал: вот они такие и есть, люди футбола 90-х. Прошедшие через все на свете. Ко всему готовые.
Как Горюнов, выкарабкавшийся из тяжелейшей онкологии. Оставивший в футболе 50 миллионов долларов личных средств — и встречающий старость в опрятной бедности. Похоронивший убитого сына. Чем его напугать — когда отобрали все, кроме этой базы да ржавой «Волги»?
— Вы мозги мои по стенке размажьте — все равно кровью будет написано «Ротор»! — стучал вилкой по столу Горюнов. — Я как президент клуба носил темно-синий костюм с эмблемой. А вон у меня висит белый, парадный. Тоже написано — «Ротор». Жене сказал: «В нем похоронишь…»
Мы с Сашей Кружковым сидели молча. Пробрало, черт побери. А Горюнов кивнул в сторону главного здания базы:
— Начали копать котлован под фундамент. Вдруг шум-гам: «Что-то нашли, экскаваторщик сбежал…»
— Что было?
— Бомба. Прямо под ковшом. Вызвали саперов, милицию. Те говорят — надо ее чем-то облить, растворить, потом засыпать. И лет через двадцать спокойно можете копать. Загрустил я, безусловно. Тут прапорщик шепчет: «Я болельщик, за «Ротор» на все готов. Народ разъедется, увезем бомбу». Подогнал 131-й ЗИЛ, краном в песочек уложил — и где-то за городом взорвал. На месте базы были тяжелейшие бои. Видите — вон остров Людникова. Если б немцы в этом месте перешли на другой берег Волги, никакой Мамаев курган не был бы нужен. Дорога на Урал и к бакинской нефти открыта. Только около базы официально похоронено 700 человек. На деле — гораздо больше. На этом месте полегла почти вся 138-я дивизия. А поле бульдозерист ровнял — ка-а-к посыпались мины с гранатами…
— Когда-то по городу «Ротор» катался на автобусе с портретом Веретенникова на борту, — припомнили мы. — Где он сейчас?
— По городу ездит, — равнодушно ответил Горюнов. — Только портрет счистили.
Валерий Четверик. Фото Александр Вильф, —
Движение кадыком
Вот такой он — футбол 90-х. Сейчас-то попробуй отыщи крепко пьющего футболиста. А тогда — в порядке вещей.
Приглашенного в казанский «Рубин» главным тренером Игоря Волчка встречала на вокзале «Ока» со сквозной ржавчиной. За рулем был начальник команды. Ехали по городу весьма бойко — и обнаружил Игорь Семенович с ужасом, что дверь пассажира не закрывается. Придерживал рукой. Шанс вывалиться на повороте был осязаемый.
На «Оке» встретили и меня в Набережных Челнах когда-то — приехал я проведать вернувшегося ненадолго к власти в клубе Валерия Четверика. Следователи, депутаты обложили со всех сторон.
Стучу в кабинет.
— Вот! — не здороваясь, схватил со стола какую-то обляпанную печатями бумагу Четверик. — Снова прислали! Жути на меня хотят навести, да?
Возможно, принял меня за кого-то другого.
— Жути?! — переспросил еще громче Четверик.
Я растерянно кивнул. Наверное!
— А я им вот! Вот! — Четверик в секунду скомкал бумагу, засунул в рот.
Я замер, пораженный. Интересно — проглотит, нет?
Четверик, человек могучего телосложения, произвел судорожное движение кадыком — и бумага осела на дне желудка. Да-а, с такими шутки плохи.
Ну и где вам такое покажут? В Cirque du Soleil, что ли?
Братки в раздевалке
В те годы в раздевалке футбольного клуба давать установку мог не только главный тренер — но и братки. Боже упаси в эту установку не вслушаться.
Подтвердить это могут Михаил Джишкариани и Эдуард Югрин, футболисты того «КАМАЗа». Где искать Джишкариани — не знаю. А Югрин отмотал колоссальный срок — и вроде в Челнах. Должен помнить. Хотя последующие уроки жизни вполне могли подтереть в памяти все прежнее.
Был какой-то странный матч с «Уралмашем», на который Четверик отправил зачем-то и травмированных, и дисквалифицированных. То ли сыграли не так, как надо, то ли еще что — но челнинская братва взяла в раздевалке слово после Валерия Васильевича. Выражений не выбирали. Кто-то сидел, повесив голову. Возражений не высказывал.
А Югрин и Джишкариани — футболисты авторитетные, решили монолог превратить в дискуссию.
С ними разговор был короткий — выходили из раздевалки на своих, но окровавленные. Всей командой тогда на Четверика обиделись, хоть тот извинялся за «группу поддержки». Примирило время.
Случалось, что тренеры и сами могли вломить футболистам. В те годы считалось удивительным — но не за гранью. В особенных случаях можно.
Признался в таком, правда, лишь Игорь Волчок. Да и то открыл историю не из 90-х, а совсем давнюю. Рассказывал:
— Это я себе позволил в 77-м. Много вопросов вызвало поражение моего «Локомотива» в Ворошиловграде. Я себя повел просто неприлично. Бил всю команду! Честно говоря, у меня уже до игры были скверные предчувствия. В гостинице подошел к окну в шесть утра — Аверьянов куда-то бежит. Он до «Локомотива» как раз в «Заре» сезон провел. И вот начинается матч. Играем безобразно. Ко мне человек подходит: «Игорь Семеныч, ваши-то сдают…» Я догадывался, что мои балуются. До этого играли в Донецке. Приехали в гостиницу, идем к лифту — оп, Сальков здесь. Главный тренер «Шахтера». С чего бы? И точно — игра вышла мутная.
— Подождите-подождите. Самое интересное — как своих футболистов в Ворошиловграде били?
— Ногами. Начал с массажиста, который обо всем знал, но ничего мне не сказал. Потом и футболистам досталось. Больше всего я обижен на защитника Володю Ряховского. В свое время здорово ему помог, вытащил из Саратова. А он туда же. Единственное утешение, если, конечно, это слово здесь уместно, — продала вся команда.
— И Семин с Газзаевым?!
— Нет, они на этот матч не поехали. Один был дисквалифицирован, другой травмирован. После в Москве устроили собрание часа на четыре — некоторые футболисты говорили: «Игорь Семенович сошел с ума, бил нас, он с вывихом». Но ко мне очень хорошо относился министр Бещев. Это спасло от увольнения.
Павел Садырин. Фото Александр Федоров, «СЭ»
Несколько лет назад встретились для «Разговора по пятницам» с Валерием Четвериком. Тот достал из портфеля книжку Лобановского «Бесконечный матч» в кожаном переплете. Словно Библию.
— Видите эту книгу? — начал важно. — Постоянно с ней сверяюсь! Моя настольная!
У меня такая же — только потрепанная. Когда-то подписал другой Валерий Васильевич — лично Лобановский. Я, помню, перед ним покаялся:
— Вы уж простите — такая зачитанная…
— Так это хорошо! — искренне обрадовался Лобановский. — Значит, в работе!
Чиркнул какие-то теплые слова. Подумал — и дописал еще две строчки. Расчувствовавшись, даже проткнул ручкой.
Все это я рассказал Четверику — тот взглянул чуть завистливо. Свой «Бесконечный матч» убрал. Этот козырь использует для следующих корреспондентов.
Сидели на «Маяковской», неподалеку от старой нашей редакции. Демонстрировал всем видом Валерий Васильевич, что люди 90-х вполне боеспособны и нынче, во времена грозовые. Без потерь пройдя 2000-е. Отыскав какую-то работу в Крыму, собирался туда.
С наслаждением вспомнил, как трудился в ЦСКА интересных времен. Когда все строилось. Когда Гинер был молодым человеком без оттенка усталости в лице. А Акинфеев — так и вовсе пацаном.
— Это был настолько духовитый мальчишка! Такой характер! Громадная заслуга Вячеслава Чанова, конечно. Он ему как тятя. А уверенность у Игоря феноменальная. На Песчанке в моем кабинете звонок: «Здравствуйте, это папа Акинфеева. Игоря испанцы приглашают». Он за юношескую сборную там здорово сыграл. И вот предложили за него 100 тысяч. Отлично, отвечаю. Завтра все собираемся. Посылаю за Акинфеевым в школу, приезжает. Папа сидит рядышком. Акинфеев выслушал про испанцев — и отвечает: «Я буду играть. Но в ЦСКА». Езжай, говорю, в школу, а то урок биологии пропустишь. Мне все понятно.
— Папа не обиделся?
— Ну что вы! Как-то после матча ЦСКА — «Локомотив» сзади слышу тормоза. Останавливается джип, папа Акинфеева: «Валерий Васильевич, как я рад!» А Перхуна я сам привел в ЦСКА!
— Где увидели?
— Играл Сережа в Тирасполе. ЦСКА срочно нужен вратарь. Заявка заканчивается. Надо было ночью успеть получить трансфер — и получили! Я вел спортивную часть, Евгений Леннорович — остальное. А у Гинера все четко, как обычно. Перхуна я знал и прежде — он был на просмотре в «Торпедо-Металлурге». Почему-то не подошел. За молодежную сборную Украины пропустил чуть ли не семь мячей — его из списка вычеркнули. Отправился он с рюкзаком в Тирасполь. Мне же о Перхуне рассказал Сергей Краковский, бывший вратарь «Днепра»: «Отличный пацан!» Так и оказалось. Сколько я приезжал на базу в Архангельское — он всегда с улыбкой. Когда его хоронили, у гроба сидел Пашенька Садырин. Шептал: «Сережа, прости. Это я виноват…» Корил себя за то, что взял Перхуна в ЦСКА.
Юрий Жирков. Фото Александр Федоров, «СЭ»
— А вас Гинер вроде бы корил за то, что проворонили юного Сычева? — поддели мы с Кружковым ветерана.
— Нет! — воскликнул Четверик. — Да и не занимался я в тот момент непосредственно селекцией. Просто привезли в ЦСКА человек тридцать, включая Сычева. Поделили на команды, устроили матч. Дима не приглянулся. Скопом просматривать игроков тяжело. Сычев в ЦСКА не попал, зато я рекомендовал туда Жиркова, хотя уже не работал в клубе. Конец 2003-го, я тренер-консультант «Кубани». В Краснодаре проходил турнир «Надежда». Юра играл центрального полузащитника. Левого хава из него уже в ЦСКА Жорже сделал. Я позвонил в приемную Гинера, рассказал про Жиркова. Вокруг него уже бегали селекционеры из разных клубов. Но мне проще, ведь его агентом был Витя Панченко. Сели к Вите в машину, я обрисовал Юре перспективы в ЦСКА. Он кисло отвечает: «Спартаку» не подошел, «Локомотиву» — тоже…» Чувствовалось, подрастерял уверенность.
Когда турнир закончился, Юра в спортивном костюмчике подошел на банкете к столику, за которым сидели Молдованов, Цвейба и я с женой. Сказал, смущаясь: «Нам выдали билеты на поезд. Сутки до Москвы ехать, потом еще до Тамбова. А вот расходы на питание не предусмотрены…» Он же копейки во второй лиге получал. Говорю жене: «Света, доставай». Вытащила две тысячи рублей: «Держи, Юра!» Больше никогда не виделись.
Вспомнил Четверик мимоходом и Владимира Тумаева, чудака-президента ижевского «Газовика». До серьезных лет выходившего в нападении лично. Кажется, тот рекорд в Книге Гиннесса до сих пор — быть может, это греет находящегося под домашним арестом Тумаева.
Вот это были 90-е так 90-е! Помню, играл тумаевский «Газовик» дома кое-как. Расстраивали президента. В какой-то момент чаша переполнилась — и Тумаев вылетел из-под навеса, как табакерочный черт. Подбежал к трибунам, всплеснул руками. Кричит зрителям:
— Вы что сидите?! Выбегайте на поле, мудохайте их!
Александр Львов и Олег Романцев. Фото Александр Федоров, «СЭ»
«Не глуши, мы скоро»
Люди 90-х были прекрасны. Сейчас так не говорят, так не шутят. А тогда…
Сборная прилетела на чемпионат мира-2002 в Японию. Последними выходят из самолета Романцев с пресс-атташе Львовым.
Львов оборачивается к пилоту:
— Не глуши, мы скоро…
Ну как не любить этих людей? Как не вспоминать те годы, как не ностальгировать? Только попробуйте представить, что высказался вот так пресс-атташе Владимиров при тренере Черчесове. По прилете на чемпионат Европы. Где бы он досматривал этот чемпионат? Да и вообще — имел бы физическую возможность досматривать?
Как-то поймал я на выезде сочинскую «Жемчужину» — да и напросился на интервью к Арсену Найденову. Тот только вошел во вкус, почувствовал себя Трапаттони. Не отказывал никому. Даже таким корреспондентам, как я, — в треснувших очках.
Биографию Арсена Юльевича я приблизительно представлял. Не знал подтекстов в тренировочном процессе — рассказывают, мог назвать Найденов стартовый состав из тринадцати футболистов. А мог — из восьми. По настроению.
Не знал я, что, покидая то ли «Колхозчи», то ли Караганду, срезал Арсен Юльевич ворота и продал. Трубы совхозникам были ох как нужны. Рассказал мне это Анатолий Крутиков, принявший команду после Найденова. Приезжает — поле есть, ворот нет. Тренируй как хочешь.
Виктор Антихович. Фото Александр Федоров, «СЭ»
Двое «одноногих»
Играли у Найденова в «Жемчужине» годами два защитника — оба «одноногие». Саша может только слева, Петя — строго справа. Найденов на установке их перепутал.
Подходят перед самой игрой. Застенчиво просят вернуться к прежней расстановке, отработанной:
— Арсен Юльевич, а можно я слева попробую, а он — справа?
— Да? — задумался Найденов. — Эксперимент, мальчики?
Осмотрел их со строгой нежностью. Молчал секунду, другую. Взмахнул ладонью:
— Ну давайте! Под вашу ответственность!
Еще не было памятного поражения в Волгограде 1:7, после которого высказался Найденов на пресс-конференции:
— Судья испортил нам игру. Пятый и седьмой голы были забиты из офсайда.
Вот хотелось мне поговорить с Арсеном Найденовым. Играла его веселая команда в Москве со «Спартаком». Интернет еще не придуман.
Звоню не кому-то — а Николаю Петровичу Старостину:
— Я такой-то.
В трубке отчетливое:
— Здравствуйте.
— Вы принимаете сочинскую «Жемчужину»…
— «Жемчужину»? — переспросил Старостин. Сверился с кем-то вполголоса — и уверенно подтвердил: — Да. Мы принимаем сочинскую «Жемчужину».
— А где они будут жить, вы не в курсе?
Старостин, клянусь вам, с четверть часа ходил, выяснял. Вернулся, торжествуя:
— В «Интуристе» на улице Горького.
Улицу Горького давным-давно переименовали в Тверскую, но живший в самом ее прекрасном месте, с видом на памятник Пушкину, Старостин смириться с переименованием не мог. Поэтому — «на улице Горького»!
Вот это — 90-е. Раздобудьте сегодня у пранкеров номер Федуна. Позвоните, спросите — где разместят «Нижний Новгород»…
Вот сижу я в «Интуристе» — напротив даже не сидит, а лежит словно добрый бай Арсен Найденов. Шевелит пальцами босых ног.
— А дальше вы оставили «Шахтер» Кумертау — и приняли… — с важностью спрашиваю я. Краем глаза сверяясь с памяткой.
Точно знаю, что ответит — «Горняк» из Райчихинска. Футбольные справочники не врут.
— Дальше я принял «Ювэнтус», — отвечает вдруг Найденов. С упором на внезапное «э».
Очки мои запотели от тревоги. Никакого «Ювэнтуса» в справочниках не фигурировало. Не сразу понял — физики шутят.
Тему на всякий случай сменил:
— Что читаете сейчас, Арсен Юльевич?
— Библию, — с чувством произнес Найденов. — Ираклий, принеси…
Подручный Ираклий — кстати, тоже бывший парикмахер, как и сам Найденов, — вскакивает и бежит в соседнюю комнату. Что-то ищет в бауле. Я вижу, как разлетаются носки и фуфайки.
Наконец приносит черную книжицу.
— Вот! — поднимает палец Найденов, не оборачиваясь. — Ираклий, унеси…
Поговорили мы и с этим Ираклием Церекидзе, кстати говоря. А дня через три его не стало — забили начальника команды «Жемчужина» за какие-то долги на сочинской окраине. Убивать не собирались, только поколотить. Не знали, что у парня гемофилия. Кровь так просто не остановить. Рассказывал мне после подробности Найденов спокойно, без ужаса в голосе.
Это тоже — футбол 90-х.
Вячеслав Колосков. Фото Андрей Голованов, Сергей Киврин
Времена были простецкие — но корреспондентам в них было как-то уютнее. Уважения было больше. Какое там «уважение» — почтение было!
Принимали на уровне судей. А иногда даже лучше. Валерий Овчинников на пресс-конференции заочно обращался к шефу отдела футбола «СЭ» Михаилу Пукшанскому — как к высшей власти:
— Миша, я вот что хочу сказать — надо этот судейский цирк заканчивать…
Еще вопрос, кто в том футболе имел власть большую — Вячеслав Колосков или Пукшанский. Кстати, отличный парень. Мой приятель.
Клубы консультировались с корреспондентами по поводу футболистов — кто-то из пишущих так втягивался в селекционные дела, что и сам становился агентом. Не самым удачливым — жадность подводила. Не было в бывших корреспондентах размаха, как оказалось.
Но доверяли когда-то клубы нашему пишущему брату настолько, что приходилось участвовать в делах совсем деликатных.
Давным-давно футбольный клуб «Рубин» доверил доставку в Москву венка на чью-то панихиду бывалому корреспонденту «СЭ». Место в купе занял тот корреспондент первым. Три будущих соседа не торопились.
Вот распахнул дверь сосед номер один — и глаза его округлились. Половину купе занимали трагические елочки. Пластмассовые розы. Ленты с прощальными наказами стелились по подушке, осыпаясь позолотой.
Кое-как протиснулся. Ленточки смахнул, позолоту сдул. Сам-то сел — но достать курицу в фольге и тренировочные штаны не было никакой возможности. Так и сидел, деревенел, пока не пришел сосед номер два. Ну и три.
Сверху глядели на все это смышленые глаза нашего корреспондента. На третьем соседе пространство закончилось — пришлось венок тянуть наверх. В багажный отсек влез только краешек.
Второй край был зафиксирован корреспондентской рукой — но ненадежно. До первой дремоты.
В первый раз разжались корреспондентские пальцы в местечке Урмары. Выскользнул венок из влажной ладошки — с артиллерийской точностью накрыв того соседа, что снизу и по диагонали. Будто на него шили.
На вас никогда не падал в темноте венок? Не приходилось отплевываться под стук колес от забившей рот ленты? Вы не поймете!
Второе падение случилось на подъезде к городку Канаш — где стоянка четыре минуты. Как раз хватило отплеваться лентой и вернуть все на место. Но закрепить так же ненадежно.
За ночь проскочив стадии «гнев» и «отрицание», на рассветной стрелке качнуло купе в сторону психологической гавани — «принятия»…
Обрушение венка на станции Шумерля уже не вызвало ажиотажа — только тяжелый вздох. «Силуэт упал», — заметил бы на это депутат Рашкин. Даже возвращать наверх пластмассовую хвою досрочно накрытый не торопился. Приняв венок как крест. А что, теплый.
Наутро, зло поблескивая очками, корреспондент шел по Москве. Толпа расступалась. В его руках был тот самый венок. За ночь из строгого овала принявший форму игривой синусоиды.
Концы лент были словно зажеваны кем-то.
Впрочем, не «словно», а именно зажеваны. Лента теперь была универсальная, как письмо капитана Гранта родне. Вроде тому-то — но, может, и не ему. От тех-то — но, возможно, от кого-то другого…
Корреспондент шел к метро.
Виктор Антихович. Фото Александр Федоров, «СЭ»
«С охраной пришлось два месяца ходить»
Мне жаль ушедшего Антиховича — он многое мог рассказать. Потенциал был.
Собирался я как-то на интервью к Игорю Гамуле. Мой добрейший товарищ, все про него знаю, но пролистнул на всякий случай: что там Васильич наговорил за последний год? Что натворил?
Сразу наткнулся на заметку в малозначительной ростовской газете. Заголовок сложил меня пополам — «Является ли дьяволом Игорь Гамула?».
Рассказал ему — у Гамулы едва чай носом не пошел. «А ну-ка отыщи мне это… Надо ж, действительно!»
Заголовки интервью Антиховича тоже были свежи. Google выдает сразу — «Виктор Антихович: «Кокорин похож на желтый жидкий детский понос». А что, неплохо.
Так читаешь и понимаешь, почему в 90-х тренеру Антиховичу сожгли «Мерседес». Почему рассказывал: «В Казани я натерпелся. С охраной два месяца пришлось ходить…»
Всякий человек, вынужденный ходить с охраной, потенциальный герой «Разговора по пятницам». Как же мы упустили Антиховича? Нет прощения!
Кто еще расскажет про «пульку», в которой играли «Океан» Аверьянова, «Крылья Советов» Антиховича, еще кто-то, еще. Скандалов, интриг и расследований хватило бы на пудовый том. Попасть бы Антиховичу под настроение — вот это было бы интервью.
А мы не дошли — хоть другие герои будто легонько подталкивали в нужном направлении. Александр Гришин, бывший футболист ЦСКА, мелькнул у Антиховича в «Луче». Рассказывал:
— Как-то приехал он с похмелья на тренировку. Дал задание, а чуть в стороне хоккейные ворота лежали. Виктор Петрович присел на них, ноги свесил, на солнышке разморило. А мы играем-играем. Потом думаю: «Елки-палки, что ж так долго? Почему Антихович молчит?» Оборачиваюсь — спит!
— Прямо на воротах?
— Ну да. А его старенький помощник сетку раскачивает, словно люльку. Палец к губам прикладывает, мол, тихо, не будите. Пускай отдыхает. — Помолчал Александр — и добавил: — В этом Владивостоке «подъемные» дали — 50 тысяч долларов. Колоссальная сумма по тем временам. За такие деньги стоило помучиться. Перед «Лучом» я для себя решил — все, закончил с футболом. Тут звонок Антиховича: «Саня, давай, ты нам нужен». Так меня завел, что после Владивостока еще в Белгороде поиграл и в Ростове.
— Антихович — человек яркий.
— Вспыльчивый и честный. Что думает, то и говорит. Никаких интриг за спиной.
А судья Юрий Баскаков вспомнил про другой талант Антиховича:
— Возвращались поездом из Рязани, Антихович предложил перекинуться в буру. Мы ж понятия не имели, что он в этом деле профи. Раздел всю бригаду, в том числе инспектора. Лично я проиграл около ста рублей. Для 1989 года представляете, что за деньги? Месячная зарплата! На вокзале снисходительно выдал по пятачку. На метро. Иначе домой пешком бы шагали.
— Мухлевал?
— Да что вы! Кто рискнет мухлевать с судьями? Это может дорого обойтись. У Петровича особый склад ума, фантастическая память на карты.
— Еще судьи под него попадали?
— Не слышал. Знаю, в Сочи на сборах играл с тренерами. Заводились так, что могли на тренировку не выйти — посылали помощников…
Другие материалы рубрики «Голышак вспоминает»:
«В день гибели Виталика видела плохой сон». Роковой обрыв героя грузинского футбола Дараселии //
На этом легендарном московском стадионе били «Манчестер», «Севилью» и «Монако». Сейчас его крушат экскаваторы //
Русский Винни Джонс. Уникальный защитник «Локомотива» и «Спартака» — таких сейчас уже не делают //
«Играли так, что «Динамо» умоляло нас на ничью. В Киеве!» Не стало автора главной сенсации советского футбола //
«Это была гражданская казнь!» Гениальный шахматист чуть не стал врагом народа в СССР из-за 0:6 от великого Фишера //
«Я должен был умереть в 1993-м, врезался лоб в лоб в КамАЗ…» Не стало Игоря Гамулы //
«Трупов на Эвересте много. Тела превращаются в мумии, усыхают от солнца». Истории о самом известном путешественнике России
